А. Лазарчук
ТРАНКВИЛИУМ
Залповый огонь был страшен. Острая длинная пуля винтовки Янсена калибром четыре десятых дюйма на средней дистанции пробивает два, а то и три тела, оказавшихся на ее пути. Поэтому первый же залп, произведенный волонтерами Дабби, нанес мятежникам урон, от которого они не оправились. Тем более, что, привыкнув к безоружности и неумелости противника, опьянев от крови, причиненных смертей и безграничной власти над вчера еще гордыми людьми - они не могли и не хотели подставлять под пули себя, рискуя потерять не только бесценные жизни, но и содержимое своих мешков и карманов. Давно известно, что мародеры трусливы... и немало сражений проиграно было из-за того, что наступавшим не вовремя подворачивался обоз врага... Нападавшие откатились и залегли. Видно было, как матросы пинают лежащих. - Не стрелять, - сказал Дабби. - Элмер, помоги-ка мне... С помощью Элмера перезаряжая винтовку, Дабби выстрелил четырежды. Больше никто не пытался поднять мятежников. Полчаса тянулась вялая перестрелка. Лишь одного из волонтеров зацепило: сбило шляпу и пробороздило темя. Рана обильно кровоточила, но и только. Потом наблюдатель, оставшийся у тыловой баррикады, крикнул, что и с того конца подходит колонна. Дабби оставил четверых, в том числе и Глеба, а с остальными перешел туда. Судя по звукам, там повторялось нечто подобное. Разве что противник попытался ответить залпом на залп, но это было несерьезно. Теперь с двух концов моста летели пули, утыкаясь в гранит или высекая щепу из дерева. Потом "южные" попытались ползком подобраться к самой решетке - их лениво отогнали. Появились просветы в тучах. Глеб посмотрел на часы. Было ровно девять. (Мятеж выдохся. Четыре сотни матросов с затонувшего под утро крейсера, до тысячи мастеровых, которых уже несколько месяцев старательно распаляли бредуны, и неизвестное количество всяческого отребья, всегда присутствующего в портовых городах, бандитов, выпущенных из тюрем в первый час десанта, и самих бредунов, ставших из агитаторов весьма грамотными командирами, - все они, казалось, являют собой грозную силу... Но ополченцы так и не сдали комендатуру порта, отбивая приступ за приступом, и в мэрию мятежники ворвались, но закрепиться там не смогли. Ближе к утру полковник Вильямс счел возможным снять часть сил с обороны этих позиций и небольшим, но быстро растущим отрядом совершил стремительный рейд по правобережной части города, не столько уничтожая, сколько рассеивая и деморализуя мятежников. А утром вдруг оказалось, что силы мятежников рассечены: нижний мост находится под прицельным огнем из окон мэрии, а верхний - захвачен ополченцами! Командиры мятежников попытались организовать штурм верхнего моста - ясно, что там засела лишь жалкая кучка стрелков, - но уже началось повальное дезертирство. Каждый спасался как мог. К девяти часам лишь на левобережье остались организованные силы мятежников - группа примерно в три сотни человек, в основном мастеровых с текстильных мануфактур "Фицрой и Смитсон". При них же была команда канониров с крейсера, сумевшая на плотах вывезти два легких баковых орудия - правда, без пороха и ядер. Обиженные этим обстоятельством, канониры ни в какие схватки не вступали, сидели при своих пушках и к вечеру сдались морской пехоте с подошедшего "Стерлинга". Мастеровые же приняли бой, полчаса удерживали кладбище, потеряли немало народу, потом частью сдались, а частью ушли в горы со своим командиром Феликсом Елейном. Впрочем, это будет еще только вечером...) На северном конце моста, на правом берегу, вспыхнула бешеная пальба, продолжалась минуту - и угасла. И тогда "южные" дружно вскочили и побежали. Глеб и трое волонтеров, находившиеся в перестрелке с ними, выпустили вдогон полтора десятка пуль, не особенно целясь - так, для обозначения морального превосходства. Но все же в кого-то попали - двое потащили третьего. - Эй, хватит пулять! - грохнул Эразмус. - Не слышно из-за вас! - Не стрелять! - сорванным голосом подтвердил Дабби. - Повторите, кто вы! - уже в другую сторону прокричал Эразмус. далее